Источник: Алексей Фирсов, Forbs
В минувшую субботу на улицы российских городов за освобождение Алексея Навального вышло много молодежи. Выход на митинг школьников и студентов — болезненный для современного общества вопрос. Власть недооценила молодежь, считая ее «аполитичной», считает социолог Алексей Фирсов. Детей задевает социальная несправедливость и несменяемость политического класса. Им хочется яркого действия, «движа», а не прежней политики, которая воспринимается как «зашквар»
Фото Дмитрия Ефремова / ТАСС
Поразительный факт — направляя масштабные бюджеты на социологию, коммуникации, молодежные проекты, политические центры страны не создали системы мониторинга настроений в детской и юношеской среде, которая работала бы в режиме постоянных замеров и аналитики. Вопрос не в том, что исследования этой сферы проводятся, но не публикуется — их нет в природе.
Почему нет? Потому что российский политический менеджмент живет электоральными циклами. Одна кампания, вторая, третья — на них направлен весь фокус внимания. Дети не голосуют — значит, нет смысла их изучать. Не входят в KPI политических менеджеров, их отчетность. А для того, чтобы закрыть проблему, создан целый аппарат терминов, которые имитируют знание этой среды, — «клиповое мышление», распределение поколений по буквам латинского алфавита (бессмысленное по сути), разработка прочих мыслительных конструкций.
Так, к примеру, был выдвинут тезис: «современные дети в целом аполитичны». Они действительно аполитичны — в том смысле, который вкладывают в это слово взрослые аналитики. Их не интересуют выборы, мир элиты и тяжеловесные, сколоченные дедами идеологии. Но им совершенно не безразличны явления, которые могут относиться к эстетике общественного действия. Неслучайно «дворец» возмутил их вначале самим стилем («сарай с кальяном», как высказалась одна девочка 13 лет). Их может задеть покореженная ценность социальной справедливости и еще больше — несменяемость политического класса, который нагоняет на них тоску безвременья. Им хочется яркого действия, «движа», а не прежней политики, которая воспринимается как «зашквар».
Все это тоже политизация в ее исконном греческом смысле — как причастность «полису», социальности, открытости, но не как борьба партий и электоральных рейтингов. Понятия государства, власти, патриотизма проходят через рационализацию, попытку понять, а что за этим всем стоит. Что значит быть патриотом? Выполнять набор ритуальных действий — скучно. Дать клятву верности? Но как сочетать патриотизм с тягой к глобальному миру? Принять страну такой, какая она есть? Но в ней закупорены социальные лифты, элита кажется коррумпированной, процессы — вялыми. Получается, что многие ответы, которые взрослые привыкли давать автоматически, на основе сложившихся схем, здесь ставятся под сомнение. А внятного диалога вести не с кем.
Мы не очень понимаем сегодня, как подростки относятся к различным формам протеста. Возможно, социальная сеть для них достаточная площадка, которая позволяет выплеснуть эмоции, а призывы выйти на улицу были ценны именно как призывы, а не реальное действие
Поэтому симпатии к Алексею Навальному формируются не из анализа его стратегий, которых по сути нет, но через обещание нового, вроде выхода на свежий воздух после скучного урока. Сама фигура — магнит лишь постольку, поскольку помогает аккумулировать эти настроения. Убери ее — найдется другая, возможно, из совсем другой сферы.
Политизация принимает взрывной характер, который сложно предсказать: так, разогрев TikTok шел уже пару лет, однако рост политической дискуссии по экспоненте произошел за несколько дней. На политику переносятся механизмы любого сетевого хайпа, когда важно оказаться в тренде, попасть в систему рекомендаций алгоритма.
Чтобы как-то спасти ситуацию, накануне 23 января была выдвинута версия о том, что молодежь, безусловно, ведома штабом Навального, ей управляют, влекут на баррикады. Притом что присутствие старшего поколения в TikTok нарастает, принимать всерьез эту версию было бы опасно. Она также имитирует понимание, закрывает глаза на высокую мобильность молодежи, ее способность быстро выстраивать горизонтальные связи и транслировать друг другу паттерны поведения. Продолжая всерьез считать, что процесс полностью управляется извне, в следующий раз можно не заметить спонтанного ее зарождения и быстрого развертывания.
В молодежной среде доминирует смесь переходящей в сарказм иронии, равнодушия, скепсиса. Развернуть эти настроения, заставить полюбить или хотя бы уважать тех, над кем сегодня смеются, уже невозможно
Еще одним ожидаемым, но бессмысленным решением станет сегодня выделение новых бюджетов на работу с молодежью при сохранении прежних подходов к социальному проектированию. Дело не в том, что этот бюджет разворуют. Может, и нет. Его просто спустят. Лучше честно признать, что на этом поле власть уже проиграла. В молодежной среде доминирует смесь переходящей в сарказм иронии, равнодушия, скепсиса. Представители власти лишены тех остатков харизмы, которые еще может замечать старшее поколение, хотя и его оптика сильно сбита последней «информационной диверсией». Как-то развернуть эти настроения, заставить полюбить или хотя бы уважать тех, над кем сегодня смеются, уже невозможно. Навальный здесь не ключевая проблема. Как раз в отношении него возможна переоценка, да и сейчас позиции очень неровные. Проблема уходит гораздо глубже, но искать ее основания в голову пока не приходит.
Коллективные усилия по подавлению «детского бунта» через запугивание эксцессами привели к тактическому успеху, но стратегически ослабили позиции. «Не пустить» не означает «переубедить». Мы не очень понимаем сегодня, как дети относятся к различным формам протеста. Возможно, социальная сеть для них достаточная площадка, которая позволяет выплеснуть эмоции, а призывы выйти на улицу были ценны именно как призывы, а не реальное действие. Может быть, отношение более сложное для различных групп, которые толком и классифицировать никто не умеет (возрастная шкала — слишком примитивный инструмент). Но социальная энергия продолжает копиться, она будет биться внутри, пока не найдет своего выхода. Ее выброс может получиться стихийным и крайне деструктивным.
Альтернативная стратегия — менять само пространство страны. Иными словами, создавать более гибкие формы взаимодействия с общественной средой, проводить ротации верхнего слоя, менять способы самопрезентации власти, привычки ее топовых представителей да просто понимать, что мир стал слишком прозрачным, чтобы держать дистанцию между реальными и декларируемыми ценностями. Но шансов на такой вариант немного — инстинкты самосохранения у элиты притуплены, а тяга к привычным решениям и проверенным кадрам ограничивает поиск нового языка общения с социальной реальностью.
